Шевелить поршнями. Это о чём?
21 февраля — Международный день родного языка. Давайте узнаем интересную историю слова «поршни»
Экскурсионная поездка в Великий Новгород оказалась щедрой не только на новые впечатления, эмоции, она существенно обогатила меня новыми словами и оборотами, отражающими целый пласт истории и культуры Российского государства. Рассказывая о Новгородской земле на всём протяжении её существования, экскурсовод употребила выражение «шевелить поршнями». Каждое слово в отдельности, входящее в данный оборот, конечно, знакомо. Но вот с фразеологизмом столкнулся впервые.
Про слово «поршень» знал. Когда учился в школе, к старшим классам (это было начало 70-х годов прошлого века) в обиход вошли поршневые ручки. Это была перьевая ручка с поршневой системой заправки. А ещё о поршне мы узнали на уроках по изучению трактора. Так вот поршень — это одна из самых высоконагруженных и важных деталей тракторного и автомобильного двигателя. Именно благодаря ему тепловая энергия сгорания топлива преобразуется в движение машины. Поршень также важная деталь насосов.
Понимал, что оборот «шевелить поршнями» никакого отношения не имеет ни к перьевой ручке, ни к двигателю трактора, ни к насосу. Из контекста общения сразу стало ясно, что оборот связан с обувью. Бытует такое мнение, что славяне носили лапти. Но это не совсем так. Ещё существовали поршни, они были куда практичнее и удобнее.
Действительно, слово «поршни» использовали для обозначения обуви, похожей на лапти, но сделанной из кожаных лоскутов. В дождливую погоду или на болоте поршни были незаменимы, так как хорошо защищали ноги от влаги. Соответственно фраза «шевели поршнями» фактически означала просьбу, призыв идти быстрее, поторопиться, ускориться. Причём просьба (чувствуете?) звучала не самым вежливым образом, даже как‑то грубовато.
Оказывается, фразу «шевели поршнями» знали ещё в X веке, то есть задолго до изобретения первого автомобиля. Учёные-лингвисты придерживаются мнения, что слово «поршень» применительно к обуви произошло от русского диалектного «порхлый» — «порошливый, рыхлый, мягкий». С древнерусского слово переводится как «лоскут». Славяне изготавливали обувь именно из мягкой кожи.
Упоминание об этой обуви мы можем найти в произведениях русских классиков:
«Степан Аркадьич был одет в поршни и подвёртки, в оборванные панталоны и короткое пальто» (Л.Н. Толстой, «Анна Каренина»).
«И нетрудно было нас, оборванных, без погон, в папахах и поршнях, испугаться: никакого приличного солдатского вида нет. Я успел окрикнуть их, и они успокоились» (В. А. Гиляровский, «Мои скитания»).
«На лавках, разбросанные, лежали поршни, ружьё, кинжал, мешочек, мокрое платье и тряпки» (Л.Н. Толстой, «Казаки»).
«Сняли сапоги, поршни — вроде как башмаки — из буйволовой кожи надели, кошки на пояс повесили: когти будто железные сделаны, — если в дождик в гору идти, так под подошвы подвязывали, ну, и не склизко: идём по мокрой глине, как по лестнице» (В. А. Гиляровский, «Трущобные люди»).
«Вместо сапог я обулся в поршни из буйволовой кожи, которые пришлось надевать мокрыми, чтобы по ноге сели, а на пояс повесил кошки — железные пластинки с острыми шипами и ремнями, которые и прикручивались к ноге, к подошвам, шипами наружу» (В. А. Гиляровский, «Мои скитания»).
«На нём был оборванный подоткнутый зипун, на ногах обвязанные верёвочками по онучам оленьи поршни и растрёпанная белая шапчонка» (Л. Н. Толстой, «Казаки»).
«Напившись чаю и полюбовавшись с своего крылечка на горы, на утро и на Марьянку, он надевал оборванный зипун из воловьей шкуры, размоченную обувь, называемую поршнями, подпоясывал кинжал, брал ружьё, мешочек с закуской и табаком, звал за собой собаку и отправлялся часу в шестом утра в лес за станицу» (Л. Н. Толстой, «Казаки»).
«И старик, неслышно ступая в своих поршнях, пошёл вперёд по узкой дорожке, входившей в густой, дикой, заросший лес. Он несколько раз, морщась, оглядывался на Оленина, который шуршал и стучал своими большими сапогами и, неосторожно неся ружьё, несколько раз цеплял за ветки дерев, разросшихся по дороге» (Л. Н. Толстой, «Казаки»).
«Дядя Ерошка, глядя на свои ноги, обутые в мокрые поршни, раздумчиво покачивал головой, как бы удивляясь ловкости и учёности хорунжего, и повторял про себя: «Нимрод гицкий! Чего не выдумает?» (Л.Н. Толстой, «Казаки»).
«Поршни нам были необходимы, чтобы подкрадываться к туркам неслышно, а кошки — по горам лазить, чтобы нога не скользила, особенно в дождь» (В.А. Гиляровский, «Мои скитания»).
Поршни пользовались популярностью у народа: для изготовления не требовалось никаких особых навыков, и сделать их можно было без привлечения мастеров. Достаточно было взять кусок кожи с самой простой обработкой или шкурку с маленького животного, пропустить по краям кожаную полоску и стянуть. Размер регулировался силой натяжения полоски. Некоторые крестьяне укрепляли поршни вставками из кожи на носке и подъёме, украшали вышивкой и бахромой, обшивали бисером и лентами. Чаще всего вышивка представляла собой узор из растений. Получалась нарядная летняя обувь, в которой и на ярмарку, и на вечёрки можно было пойти. Крепилась такая обувь шнуровкой, что придавало сходства с лаптями. Считается, что самые старые поршни найдены не где‑нибудь, а в районе Новгорода. Археологи эти находки датируют X — XI веком.

Поршни были популярны как среди крестьян, так и среди горожан. Их использовали до износа, штопали и латали. Если кожу брали с брюшка животного, то такие поршни называли «черевии». Отсюда черевички да чоривички.
Поршни могли быть сшиты из одного или двух кусков кожи. Известен также другой вид поршней, которые состояли из трёх частей: одна служила подошвой, другая — образовывала бортики и задник, а третья нашивалась на носок.
Наличие поршней совсем не говорит о том, что в Новгороде не было лаптей, они имели равную популярность. И плели их не только из лыка, в ход шли берестяные полоски и даже кожа. Крепление самое простое: от пятки лаптей пропускалась верёвка или кожаный шнурок, которыми онучи приматывали к голени, таким способом лапти удерживались на ноге. Для увеличения срока службы подошву подшивали конопляной верёвкой.
После экскурсии много прочитал и про поршни, и про лапти. Служили лапти очень недолго, всего лишь от трёх до десяти дней. Летом они изнашивались за трое суток, поэтому, отправляясь в дальнюю дорогу, с собой всегда брали несколько пар про запас. Существовало даже выражение «лапотная миля», которым обозначали расстояние, которое можно преодолеть без замены обуви. Лыко для плетения заготавливалось по весне, пока не распустились листья. На одну пару лаптей для взрослого человека нужно было ободрать три молодых деревца. Косое или прямое плетение лаптей считалось делом, которым любой уважающий себя мужчина мог заниматься в промежутках между более важными занятиями. И, скорее всего, именно отсюда пошло выражение «лыка не вяжет», то есть человек находится в состоянии, когда он непригоден даже к лёгкой работе. Со временем значение выражения «лыка не вяжет» кардинально трансформировалось, так стали говорить о пьяных людях, которые плохо координируют свои действия и говорят бессвязно.
Например, Михаил Салтыков-Щедрин в «Истории одного города» писал:
«Обернулись, ан бригадир, весь пьяный, смотрит на них из окна и лыка не вяжет, а Домашка-стрельчиха угольком фигуры у него на лице рисует».
Существует также выражение «Всякое лыко в строку». В старину каждый ряд в лаптях называли строкой. Чтобы обувь получилась крепкой и долго носилась, необходимо было тщательно выбирать для неё полоски лыка. Мастер отбраковывал материал с трещинами, неровностями, отверстиями от веток и сучков. Когда он не сортировал лыко, лапти выходили некачественными. В этом контексте и употребляли выражение «всякое лыко в строку», что означало «использовать в работе все подряд». В настоящее время выражение имеет негативное значение. Его произносят, когда хотят обвинить кого‑то даже в небольшой ошибке.
Первоначально вещами из лыка пользовались и бедные, и богатые жители Руси, а лапти были популярны и у горожан, и у крестьян. Но к XVIII веку в обуви из лыка ходили только те, кто не мог накопить на кожаные сапоги. Лапти стали признаком бедности. Из‑за этого появились другие выражения со словом «лыко»: «не лыком шит», то есть «не такой простой, как кажется», и «пожалеешь лычка, не увяжешь и ремешком» в значении «поскупишься — пожалеешь».
Остаётся только догадываться, как липа выжила в качестве представителя флоры, как она не была уничтожена по причине сбора сырья? А может, наши предки на этот счёт знали какой‑то секрет, чтобы дерево страдало по минимуму? А может, народ просто предпочитал ходить босиком? Ведь староверы-кержаки лаптей не носили, их только хоронили в этой обуви.

История лаптей очень длительная. Подтверждением тому служит кочедык — приспособление для плетения лаптей, а его возраст датирован ещё каменным веком. Представляете, с какого времени люди носили плетёную обувь; а популярны лапти были вплоть до начала XX века.
Было время, когда лыко и предметы из него собирали с крестьян в качестве дани. Лыко применялось не только для плетения лаптей. Из него плели короба и корзины для хранения, а также мебель — столы, стулья и кресла. Из этого же материала изготавливали рогожу — грубую хозяйственную ткань, из которой затем шили мешки и половики. Из лыка делали и волосы для деревянных детских игрушек. А ещё вплоть до XV века его использовали для плетения кольчуг и щитов для русских воинов. Сегодня лапти, а также корзины, игрушки и мочалки из лыка пользуются популярностью как сувениры.
Мягкой подошвой, какую имели поршни, отличались и сапоги наших предков при полном отсутствии каблука, жёсткая появилась примерно в XIV веке. Каблук на них начали делать ближе к XVII веку. Помните, в сказках и мультфильмах царевичи часто были обуты в сафьяновые сапоги. Действительно, такая обувь была признаком достатка и богатства её обладателя. Эти сапоги шили из особого материала – сафьяна, который считался роскошью и ценился на вес золота. Высшим сортом сафьяна считалась выделанная определённым образом козья шкура, окрашенная в яркий цвет (красный, жёлтый, голубой, белый и зелёный). Менее качественный материал получался из телячьей или овечьей шкуры.
Сафьяновые сапоги, украшенные тиснением, вышивкой и кистями, считались праздничной обувью. А для повседневной носки зажиточный крестьянин покупал обычные кожаные сапоги чёрного цвета. Именно зажиточный, потому что стоили такие сапоги до нескольких рублей, тогда как в конце XIX века пара лаптей стоила от трёх до пяти копеек.
Сегодня выражение «шевели поршнями» считается устаревшим, оно практически не употребляется. В настоящее время, если нужно подогнать кого‑то в ходьбе, то говорят: «Торопись! Иди быстрее!»
Вот так услышанное выражение «шевелить поршнями» способствовало расширению собственного кругозора и погружению в жизнь и быт наших предков. Интересно. Не правда ли?
Николай Рухленко