Волшебная картина

— Ну что ты в самом деле, Олечка. Я же… только поиграть… и всё! – Попытался оправдаться маленький волнистый попугайчик с аккуратным клювом, синей грудкой и чёрно-белыми крыльями.

— Ты разбил мою любимую фарфоровую чашку! Это никак не вписывается в твоё «только поиграть»! – Обиженно возразила я и вдруг молнией метнулась к попугаю, стараясь поймать.

Кровать, на которой мы оба находились, заскрипела, но стоически вытерпела издевательства. Хотя, с учётом того, что она с лёгкостью выносила регулярный бой подушками с моей подругой и соревнования под девизом «Кто выше подпрыгнет и коснется рукой потолка», на такие мелочи она, наверное, вообще не обращает внимание. К сожалению, Кари оказался быстрее и ловко отлетел к стене, оставшись, впрочем, на практически недосягаемой для меня высоте. Потом он уселся на рамку картины, висящей на стене. Я остановилась и, нахмурившись, осмотрела золочёную раму, пытаясь придумать, как же достать нахального попугая и хорошенько оттаскать за хвост.

Оглядела картину, на автомате всмотрелась в рисунок. Почему‑то вспомнилось, что картину мы с родителями купили в Италии, когда ездили туда пару лет назад на каникулах. Словно в трансе я улыбнулась, вспомнив, как восхищалась уличным художником, который прямо у меня на глазах создал ночной Колизей; как на белой бумаге медленно появлялась одуряюще огромная луна, тёмное здание, взгляд на которое невольно заставляет напрячься, ведь кто знает, что скрывается за его многочисленными ажурными колоннами… На картине лучи ночного светила будто обнимают Колизей, окутывают, желая, чтобы этот древний стадион навеки принадлежал только им, не желая отдавать добычу легкомысленному солнцу.

Стряхнув наваждение, я прыгнула к картине, вытянув руки вперед, к Кари. Тот явно не ожидал нового нападения, а потому вместо «бегства» только взлетел и бестолково замахал крыльями. Желая его поймать, я не стала останавливаться и со всего размаха врезалась в стекло. Так мы и упали: я с Кари, сжимая его железной хваткой, на кровать, а рамка с картиной — под неё. Шум поднялся страшный. Стекло разбилось, рамка треснула, а картина улетела куда‑то далеко в подкроватное царство. Я поднялась на ноги, сжимая Кари.

— Это ты во всем виноват! – Я мстительно потрясла попугая за хвост, но тот только крякнул, не рискуя пытаться оправдываться или вырываться. – Как я буду объяснять это родителям, когда они вернутся с работы, а?

Я встряхнула его, потом положила на кровать. Кари встал на лапы и начал отряхиваться. Я же тем временем немного подвинула кровать и начала аккуратно собирать стекло на предусмотрительно захваченный листок бумаги. Сверху что‑то недовольно буркнул попугайчик, но всё же спустился вслед за мной. Я посмотрела на него и поняла, что больше не могу злиться. Да и в происшествиях есть и моя доля вины: не нужно было дразнить Кари, говоря, что спрятала в кружку пакетик с его любимыми бананами. Да и потом: кто мешал мне ловить его, соревнуясь не в силе и умении заставать врасплох, а в скорости и ловкости, в которых попугай мне по крайней мере не уступает. Ведь это нечестно: действовать таким оружием, которого нет у соперника.

Я потерла лоб и чуть улыбнулась Кари: «Прости. Мир?»

— Мир. – Смешно кивнул головой мой пернатый питомец.

Потом мы вместе, попугай был группой поддержки, собирали осколки. Я аккуратно вытащила рамку, к сожалению, треснувшую с краю, и картину, которая, к счастью, почти не помялась, и оперлась на неё рукой. Но почему‑то вдруг поняла, что не встретила никакой опоры и начинаю медленно падать куда‑то вниз, внутрь картины… Я испуганно что‑то завопила, пытаясь ухватиться за воздух, но даже полусогнутые ноги не помогли удержать равновесие. Рядом что‑то встревоженно защебетал Кари. И когда я поняла, что действительно вопреки всем законам физики проваливаюсь вниз, из последних сил схватила Кари, и мы вместе упали вниз, в неизвестность.

***

Я громко айкаю, когда падаю лопатками на землю. Воздух выбивается из груди и возвращаться не собирается. Только через минуту, отдышавшись, я начинаю соображать. Во‑первых, где Кари? Привстаю и вижу лежащего на дороге попугая. Подбегаю к нему, сердце колотится в груди, как сумасшедшее, а в голове только одна мысль: «Лишь бы Кари был в порядке! Лишь бы он был жив!» Зову его несколько раз по имени и с облегчением вижу, как он открывает глаза, медленно взлетает и с удивлением оглядывается. Прикладываю руку к сердцу, пытаясь убедить строптивый орган не биться так сильно и громко, а не то оглохну. Теперь я разрешаю себе оглядеться. Вокруг стоит ночь. Если бы не яркий свет Луны, я бы не смогла разглядеть даже свою руку, но благодаря сестре Солнца и блеску малюток-звезд, у меня есть возможность осмотреть окрестности.

Под ногами неровные, неплотно пригнанные друг к другу к камни мостовой. Ветер целует лицо и шелестит листвой деревьев, окаймляющих площадь, как стражники. Вдалеке можно заметить тусклый свет: там стоят домики, двухэтажные, каменные. Но самое грандиозное строение возвышается над нами, как двадцатиэтажный дом… Огромное здание, имя которому Колизей. Вот только здесь и сейчас оно вовсе не было разрушено, наоборот, оно взирало на нас с Кари своими сотнями глаз, щурилось и словно пыталось определить на взгляд: достойны ли эти неведомо как пришедшие в это святое место чужаки жизни или нет.

Я сделала было пару шагов, как под ногами что‑то зашуршало: это была картина. Та самая, которая телепортировала нас сюда. Подлетел Кари.

— Оля, т-ты понимаешь, чт-т‑то здесь происходит? – произнёс он напуганным голосом и присел ко мне на плечо.

— Не больше чем ты, Кари.

— Как думаешь, эта картина сможет перенести нас обратно?

— Ну не останемся же мы тут навсегда, – попыталась я подбодрить упавшего духом товарища.

— Уверена? – в свой вопрос он вложил столько сомнения и сарказма, что доля моего оптимизма существенно уменьшилась.

— Ну что, прежде, чем начать эксперименты с картиной, может, узнаем, куда мы попали? – я понимала, что пытаюсь скорчить хорошую мину при плохой игре, но ничего не могла с этим поделать. Было страшно даже представить, что мы можем остаться навеки в этом жутком месте.

— Н-н-ну дав-в‑вай… – Заикания попугая не воодушевили, но делать было нечего, так что я аккуратно взяла картину и скатала её в рулон. Меня пробивало на дрожь от холода, ведь, гоняясь по всему дому за распоясавшимся питомцем, я не ожидала, что окажусь на улице. Я тряхнула головой, передёрнула плечами и пошла прямо к Колизею. Три его нижних яруса представляли собой арки, разделённые колоннами и украшенные лепниной. В одну из таких я и прошла после некоторых раздумий. К счастью, никто из стражников меня не встретил и не начал распекать на древнем итальянском за вандализм…

Я пошла вперёд и вскоре вокруг стало темно, хоть глаз выколи. Пару раз я обо что‑то запнулась, а, когда это что‑то внезапно дёрнулось и принялось, судя по интонациям, сонным мужским голосом крыть меня итальянскими ругательствами, я дёрнулась, взвизгнула и побежала, не разбирая дороги и выставив руки перед собой, чтобы не разбить голову о стену. Один раз мои руки наткнулись на кого‑то живого, и я чуть не влетела в объятия какого‑то на ощупь тощего человека. Впрочем, здесь меня выручила сила инерции, так что я опрокинула этого индивида на пол и помчалась дальше. Попугай на моём плече хрипло каркал, видимо, перепутав себя с вороной, и советовал всем убраться с дороги.

Внезапно тоннель закончился. Просто раз, и я уже стою на залитой Луной холмистой площадке. Повсюду здесь натыканы камни, а арки зияют угрожающей темнотой и кажущейся пустотой.

— Стоп, что происходит? – шёпотом спросила я у Кари, пытаясь отдышаться после жуткого марафона. – Откуда здесь люди? Похоже, сейчас здесь не проходит никаких гладиаторских боёв. И почему здесь такая неровная поверхность? Зачем все эти камни? Неужели гладиаторы должны были в ходе боёв перепрыгивать через них?

— Ты мне эти вопросы задаёшь? – шёпотом, но очень язвительно спросил меня попугай. – Кто из нас учится в школе? Вот ты и отвечай!

—Так. – Я попыталась схватить в охапку все мысли и распихать их по полкам, но они упрямо активно сопротивлялись. – Так. Значит, есть гипотеза, что мы провалились в картину и оказались в Италии времён первого века. В то время уже были запрещены бои на потеху публики, но Колизей ещё не был разрушен. Все эти люди… да ведь это просто бродяги, устроившие здесь ночлежку! А камни… — я подошла поближе к камню и с удивлением заметила надписи. Самыми явными были цифры 37–8.5.64. Я внимательнее посмотрела вокруг и внезапно заметила закономерность: каждый холмик находился рядом со своим камнем, а значит мы находимся…

— Кладбище! – прошипела я на грани с инфразвуком. – Точно, здесь же была каменоломня, наверное, всех умерших хоронили тут, под боком.

Внезапно меня охватило иррациональное желание перекреститься, извиниться за беспокойство и уйти. Мешало только одно: на дне сознания ещё дергалось любопытство. Насколько всё материально здесь? Если я взорву здесь атомную бомбу, уничтожится ли автоматически и мой мир или сейчас я нахожусь лишь в одной из веток пространства-времени, уничтожение которой ничуть не повредит моей реальности?

Внезапно земля подо мной вздрогнула. От неожиданности я не удержалась на ногах и упала. Я удивленно привстала, но это оказалась не единичная акция. Земля затряслась, а затем внезапно случилось ЭТО. Левая часть Колизея внезапно сложилась, как карточный домик, и начала опадать. Поражённая зрелищем, я невольно сравнила его с листопадом. Вот только вместо листьев камни, а вместо ветра… землетрясение.

Фото: Олег Шевцов

Выйти из транса мне помог Кари. Он сел мне на плечо и изо всех сил прикусил кожу на шее. Я вздрогнула всем телом. Всё любопытство магическим образом испарилось, поэтому я быстро достала и развернула картину. Она таинственно блестела при свете огромной Луны, точно такой же, как и на картине. Я опустила руку в картину, и она спокойно прошла внутрь. Странное ощущение, будто потрогал холодную воду. Вспомнилась речка рядом с домом, воду которой я каждый раз трогала, начиная с ранней весны: вдруг она уже тёплая, и можно купаться? Но рассуждать и вспоминать было некогда. Одной рукой я схватила Кари, другой оттолкнулась и нырнула. Снова секунда темноты, мгновение полёта, столкновение с чем‑то мягким, а потом резкая боль в ноге. Я подскочила, выпустила попугая и посмотрела на раненое место. Около моей ноги лежал камень размером с жестяную банку из‑под Пепси. Видимо, он свалился на мою ногу сверху, оттуда и ушиб, и рассеченная кожа. Осознание всего произошедшего пришло чуть позже, сначала я щёткой убрала и выбросила осколки, склеила раму и разгладила картину, которая, к счастью, больше не пыталась перенеси меня в гущу событий, случившихся в начале нашей эры. А потом я села прямо на пол и начала хохотать, пока обеспокоенный Кари пытался выспросить, что случилось и чем он может помочь. Вскоре пришли родители. Они поохали из‑за разбитого стекла, убедились, что я не пострадала и, в качестве наказания, велели купить новое, заплатив собственными карманными деньгами.

Евгения Внукова, воспитанница детского объединения «МедиаСпектр» Белгородского Дворца детского творчества, юнкор «Большой переменки»