В переплёте из голубого сафьяна
Дружеские отношения связывали великого поэта и с остальными Раевскими. Многочисленные свидетельства тому встречаются в стихах и прозе Пушкина. В библиотеке Раевских в Красной бережно хранилась как память о незабвенном Александре Сергеевиче, как семейная реликвия, тетрадь в переплёте из голубого сафьяна (сафьян – это особым образом выделанная кожа). В ней были аккуратно переплетены письма поэта братьям Николаю Николаевичу и Александру Николаевичу Раевским. Настоящее, мало кому ведомое сокровище.
В 1917 году имение Раевских пустовало. В разбитые окна врывался холодный ветер, гулял по залам, ворошил страницы разбросанных книг… Однажды в библиотеке появился местный учитель и долго перебирал книги, пока не обнаружил тетради в чудесном сафьяновом переплёте. Бережно завернув и спрятав находку под пальто, он быстро покинул имение.
В 1924 году этот учитель стал священнослужителем в той же слободе Красной. В 1938 году его навестил краевед из Воронежа. Но священник оказался неумолимым. На горячие настойчивые просьбы хотя бы показать бесценную тетрадь он отвечал односложно: «Письма Пушкина в надежных и верных руках…»
После войны следы священника затерялись, а краевед даже не узнал его «мирской» фамилии. В поиск включились другие краеведы и учёные. Им удалось установить и фамилию владельца тетради, и то, что в 1940 году он был переведён в одну из церквей Старого Оскола. Когда летом 1942 года город был оккупирован, священник оставался на месте и продолжал службу. Потом его арестовали гестаповцы и будто бы расстреляли…
В конце 1960-х в Старом Осколе в поисках следов пушкинской тетради мне взялись помочь учительница-пенсионерка Валентина Михайловна Рождественская и её брат Дмитрий Михайлович. Им, кажется, удалось что-то разузнать. Но я смог вновь приехать в Старый Оскол лишь через несколько лет и с большим огорчением услышал, что Рождественских уже нет в живых…
Мне кажется, поиск тетради в голубом сафьяне не стоит прекращать. И присоединиться к нему могут и юные краеведы-читатели «Большой переменки».
Подарок императрицы
Торжественно, празднично звучала музыка. Вспыхивали, развеваясь, белоснежные платья. Румянцем горели девичьи щеки и счастьем светились глаза. В Смольном институте Санкт-Петербурга проходил выпускной бал. На платьях выпускниц поблёскивали изящные брошки с буковкой «С» из чистого золота - подарок самой императрицы.
Ещё одним щедрым подарком был портрет, мастерски исполненный придворным художником. Лучшие из воспитанниц-смолянок удостаивались чести позировать ему. Одна из них, Любовь Раевская, с этими памятными сокровищами возвратилась из северной столицы в Старооскольский уезд, в родную слободу Хворостянку: к отцу - отставному майору Феодосию Михайловичу (дальнему родственнику красненских Раевских), к маменьке - княгине Александре Андреевне Фениной, к сестре и братьям. Одним из них был Владимир Раевский - герой Отечественной войны 1812 года, поэт и друг Пушкина.
Раевские владели сотнями десятин земли, крепостными крестьянами. И вполне могли вести праздный образ жизни: наслаждаться прелестями окрестной природы, навещать соседей-помещиков. Путешествовать по России и загранице. Но Любовь Федосеевна не хотела оставаться без дела. На собственные средства она построила небольшую каменную школу и стала обучать там крестьянских ребятишек. Школа продолжала своё доброе дело и после смерти Любови Раевской.
А вот красивый просторный дом Раевских не сохранился. В революционные 1917-1918 годы крестьяне сожгли и разрушили его, предварительно разграбив. Местному учителю Борису Ивановичу Шаталову удалось спасти живописные портреты из дома Раевских, в том числе и самый ценный, памятный смольнинский - подарок императрицы. Уже в 1970-е годы его продолжал хранить сын Шаталова, тоже учитель Хворостянской (Богословской) школы Александр Борисович Шаталов.
Я был знаком с ним, записывал его рассказы. В последний раз навестил его вместе с редактором областной газеты «Белгородская правда» Вячеславом Чесноковым. И Чесноков попросил у Шаталова разрешения запечатлеть чудесный портрет на фотоплёнку. А я держал бесценный раритет для съёмки…
Вновь побывать в Хворостянке мне довелось уже после кончины Александра Борисовича. Женщина, с которой Шаталов доживал свой век после смерти жены, скупо поведала о том, что все портреты Раевских пропали. Якобы хранила она их на чердаке дома, а там мыши…
Рассказывала она все это с явной неохотой, неубедительно. У меня до сих пор живо недоверие к её рассказу. Больше того, я почти уверен, что портрет сестры поэта-декабриста Владимира Раевского цел и хранится у кого-то. И хорошо бы увидеть этот прекрасный старинный портрет хотя бы на выставке. А затем и в постоянной музейной экспозиции. Думаю, и эта задача вполне по плечу молодым краеведам Белогорья.
Борис ОСЫКОВ,
журналист и краевед,
г. Белгород